Лидия Гинзбург - Агентство Пинкертона [Сборник]

Представитель и постоянный агент:

АССОЦИАЦИИ АМЕРИКАНСКИХ БАНКИРОВ. ПРЕДОХРАНИТЕЛЬНОГО СОЮЗА ЮВЕЛИРОВ, СОЮЗА БЕЗОПАСНОСТИ ЮВЕЛИРОВ, ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОГО ОХРАНИТЕЛЬНОГО БЮРО.

ГОД ОСНОВАНИЯ-1850.

У массивной двери возвышался швейцар — краса и гордость швейцаров Чикаго. При швейцаре дежурил бой для поручений, похожий на заводного солдатика. Точно такие же бои стояли у клеток лифта, как часовые у будки; точно такие же бои с папками, бланками и депешами в руках скользили по лестницам, появлялись и исчезали в коридорах.

В боковом кармане у Крейна лежал адрес новой судьбы (Мичиган-авеню, 1450)? — конечно, необычайной во всем, начиная от входной двери. Быть может, ему неясно мерещились полумаски, кинжалы, спрятанные под крахмальной манишкой, глухие голоса посвященных, произносящие пароль и ответ; ни на что не похожий мир последней романтики, где испанские шляпы и шпаги уживаются с тихими черными автомобилями.

Ровно в девять с половиной часов Крейн вступил в мир последней романтики. Полированное дерево, металл, толстое зеркальное стекло, тонкая коричневая кожа — прекрасно налаженный механизм из металла и дерева, из швейцара, конторщиков и боев. И Крейн, провинциальный клерк и скотовод, не был разочарован; он понял внезапно, что тайны и подвиги двадцатого века осуждены кипеть под аккуратной пленкой коммерческого холода.

В самом деле. Национальное сыскное агентство Пинкертона оборудовано по образцу лучших торговых предприятий. Первый этаж направо — узкая дощечка с надписью: «Конторское отделение». За широкой застекленной дверью — просторное помещение, разделенное низкими перегородками. По клавиатуре пятнадцати ремингтонов пляшут пальцы пятнадцати ремингтонисток высшей квалификации. За маленькими столиками бухгалтеры и счетоводы складывают и умножают, записывают и подсчитывают с примерным рвением от восьми часов до двенадцати (от двенадцати до часу перерыв на второй завтрак) и от часу до пяти. В большой стеклянной будке сидит кассир. В другой стеклянной будке — славный клерк, ответственный перед заведующим областной конторой за работу счетоводов, бухгалтеров и машинисток.

В холле Крейна встретил черноволосый, тщательно одетый молодой человек с несколько ленивыми манерами. Он назвал свое имя: Даниэль Сайлас, старший агент, которому поручено ввести нового коллегу в круг его новых обязанностей.

Из конторского отделения они вышли во внутренний коридор.

— Энергичный рост нашей организации, — говорил мистер Сайлас ленивым голосом, — превосходит все до сих пор виденное в деловом мире Америке. В 1903 году, то есть через девятнадцать лет после смерти основателя, агентство состояло уже из двенадцати отделений-контор, находившихся в Монреале, Бостоне, Нью-Йорке, Филадельфии, Чикаго, Сент-Луисе, Бельнапе, Сент-Поле, Денвере, Портланде, Сеатле и Сан-Франциско.

— О! — сказал Крейн.

— В настоящее время мы насчитываем уже двадцать отделений, так как в течение последних трех лет агентство открыло еще восемь контор: в Буффало, Питсбурге, Цинтин-нати, Кливленде, Минеаполисе, Омаге, Спокене и Лос-Анжелосе.

— По-видимому, — сказал Крейн, — за эти три года необычайно возросло число уголовных преступлений?

— По-видимому, — сухо ответил Сайлас. — Каждая контора подразделяется на четыре отдельные секции: конторскую, криминальную, оперативную и исполнительную. Наше конторское отделение вы только что видели и имели возможность оценить постановку дела. Криминальное отделение находится наверху. Оно состоит из дактилоскопического кабинета, кабинета научно-уголовной техники с отделениями микрохимическим и микрофотографическим, из экспериментальной лаборатории высшей криминологии и галереи преступников.

— Галереи преступников, сэр’?

— Да. Эта портретная галерея пополняется с пятидесятых годов прошлого века и в настоящее время представляет собой самую ценную коллекцию Старого и Нового Света. Нам недостает всего пяти или шести редких экземпляров… К сожалению, дорогой коллега, я пока не уполномочен показать вам эту часть помещения.

Крейн опустил голову.

— Что касается оперативного отделения, то это, так сказать, нерв всей организации. Оно целиком состоит из детективов старших и младших, «специальных», «общих» и «тайных». В сущности, именно к этому отделению вы и прикреплены.

Крейн быстро поднял голову. По-видимому, этот жест не понравился мистеру Сайласу.

— Само собой разумеется, что деятельность оперативного отделения окутана непроницаемой тайной, и вы не можете рассчитывать познакомиться с ней в самом ближайшем будущем. Прошу вас, следуйте за мной по коридору направо.

— Осмелюсь спросить, каковы в самом ближайшем будущем мои служебные обязанности, сэр?

— Ваша ближайшая обязанность состоит в том, чтобы проникнуться рыцарским духом нашей организации. Сверх того вы будете исполнять поручения… когда вам их дадут. Вы меня поняли, коллега?

— О, вполне, — сказал Крейн.

— Что же касается исполнительного отделения, то мы как раз проходим мимо помещений администрации. Шесть дверей ведут в кабинеты главноуправляющего и его пяти помощников. Дверь в глубине — это кабинет принципала.

— Кабинет принципала, — повторил Крейн.

— Да. Когда принципалу из Чикаго, мистеру Вильяму Пинкертону, угодно бывает посетить контору, он работает и принимает в этом кабинете. Впрочем, немногие могут похвастать личным приемом у мистера Пинкертона. Обыкновенные клиенты попадают к помощникам. Приемные часы главноуправляющего мистера Бангса посвящены губернаторам, миллиардерам, епископам, начальникам тайной полиции и дамам высшего круга.

— О, — сказал Крейн, — но что же остается мистеру Пинкертону?

— Остаются сенаторы Соединенных штатов, архимиллиардеры, архиепископы, иностранные коронованные особы и международные авантюристки. М-р Пинкертон иногда просто лишен возможности отказать этим лицам в свидании.

— Иностранные… коронованные… особы, — повторял Крейн. — Правда ли, сэр, что однажды мистер Нат Пинкертон нашел утерянную корону испанского короля?

— Разумеется, нашел. — Сайлас строго посмотрел на Крейна. — К сожалению, бывают случаи, когда короли так основательно теряют свою корону, что им не в силах помочь… даже наше агентство. Впрочем, таких королей мистер Вильям Пинкертон не принимает лично.

Они разговаривали на ходу, и Крейн поднимался вслед за Сайласом по широкой внутренней лестнице.

— Я хотел бы увидеть иностранного короля или архимиллиардера, — задумчиво сказал Крейн.

— Это трудно. — Посетителей высшей марки доставляют в исполнительный отдел при помощи специального тайного лифта. Обыкновенно клиенты ожидают своей очереди в музее.

— В музее?

— Да, в музее.

— В каком… музее, сэр?

— В музее Ната Пинкертона, дорогой коллега, куда вы как раз вступаете в настоящий момент.

И в самом деле, они уже стояли на верхней площадке и Сайлас распахнул перед Крейном большую причудливую дверь так поспешно, что тот едва успел прочитать надпись, выгравированную на мраморной доске золотыми буквами:

МУЗЕЙ ПАМЯТИ

КОРОЛЯ сыщиков

и

ДОРОГОГО ОТЦА АЛЛАНА НАТА ПИНКЕРТОНА

(1825–1884)

Здесь ничто не напоминало о коммерческом холоде, о прямых линиях и ровных поверхностях. Напротив того, огромный зал музея служил местом встречи неслыханных архитектурных противоречий. Стройные мраморные колонны, как будто сбежавшие с римского портика, поддерживали готические своды. Вдоль границы сводов и стен карнизы рококо расцветали крупными золотыми завитками. И вместе с завитками, казалось, расцветало и пробивалось наружу все мечтательное и нежное, что таилось в душе деловитых владельцев Чикагской областной конторы.

Против главного входа, между колоннами и под завитками, был вделан в стену гигантский портрет мужчины лет сорока, во фраке, сшитом по моде семидесятых годов, и в белом галстуке. Высокий лоб без морщин, круто подстриженные виски, холодные серые глаза, большой прямой нос, большой рот с слегка опущенными углами и четырехугольный подбородок. Мужчина был американцем; американцем в идеале; американцем, какого только может создать воображение; пределом американизма, к которому стремится Америка. Над его правым плечом, мощным плечом гимнаста и атлета, парило какое-то эфемерное существо в непрочных одеждах, осеняя голову стопроцентного американца лавровым венком. Мужчина во фраке опирался левой рукой на низкую колонну. На колонне лежали перчатки для бокса, черная полумаска и длинный револьвер системы Кольта.

Великий сыщик! Великий сыщик! Великий сыщик!